Нам ждать некогда, приказ не позволяет, вдоль дороги скорым маршем продвигаемся. Дорога совсем узкая, петляет по лесу, кроны деревьев почти смыкаются над нею, мы никого не видим, нас никто не видит. Пять верст, десять... Я впереди, потому и вижу - новый забор и новые ворота. Поосновательнее первых - железные. А проволоки - в три ряда, и между ними спирали Бруно, подлая штука, запутаешься - пропал, что муха в паутине. Но ворота открытыми оказались. Мы подвоха опасаемся, но приказ выполнять нужно.

Заходим. Идем дальше. Смотрим. И молчим. Потому что сказать нечего. Словно в сказочной деревеньке оказались. Домики аккуратные, нарядные, дорожки всюду булыжником мощенные. Чистота, клумбы, цветники, газоны и все в полном порядке, будто не война кругом.

Фонтан один шумит, небольшой, правда. Самотеком работает, рядом-то горы. Статуи: мальчики, девочки, олени - и все из бронзы. А бронза во время

Почетный караул СС

войны материал стратегический.

Зашли в один домик. Кровать небольшая, на ребенка. Игрушки, на стенах картины - свет, море, цветы. И одежда тоже детская. В другом домике, в третьем - то же самое. Потом дом побольше, там и спальни на четверых, и залы для игр, и библиотека. Второй дом. В первом, как я понял, мальчики жили, судя по спальням, человек сорок, во втором - девочки.

Все, повторяю, чисто, красиво, уютно, а на душе не кошки - рыси скребут.

По дорожкам пришли в столовую - или в ресторан, уж такая роскошь. Посуда - фарфор и серебро, столики, стулья краснодеревщик делал, и все уменьшенное, под ребенка лет десяти-двенадцати.

И сами дети за столами. Одеты хорошо, все на вид здоровые, в смысле - не худые, голодом не моренные. Только мертвые.

Отравлены. Не от еды, как я думаю, а газом. Потому что и птицы в клетках - попугаи, чижи, канарейки - тоже мертвые. А клетки птичьи - без дверок, хочешь - живи, хочешь - улетай. Да мертвые не летают.

Отравлены совсем недавно, похоже - утром. Мы-то противогазы одели, впервые всерьез за всю войну. Окна, двери раскрыли и наружу поспешили.

Разбились на группы, начали по домикам искать, вдруг кто живой. В столовой пятьдесят семь человек насчитали, а по прикидке - не менее восьмидесяти быть должно. Три стола с приборами, но пустые, в столовой-то.

Детей не нашли. Нашли взрослых. Те наособицу жили, за каменным заборчиком, метра в полтора, чуть больше. С той стороны никакой сказки. Казармы, служебные помещения, все чин-чином. Черный эсэс. Мундиры нарядные, отутюженные, словно не тюремщики они, не лагерные псы, а опереточные артисты. Сапоги до блеска начищены. Мы-то все в пыли, в поту, поизносились, а все ж сцепились бы с ними - на клочья бы рвали. Потому что злы страшно были - после детей в столовой. Но с мертвецами не воюем. Все семь эсэсманов и три фройлян-эсэс застрелились из своих «вальтеров». Все одинаково - пулю в правый висок.

В бою бы победил их - обязательно «вальтеры» себе бы взял, трофей, а так - побрезговал. Плохая примета - пистолет, из которого застрелились.

И видно по лицам, что стреляться эсэсманам очень не хотелось. У каждого - ужас предсмертный, словно неведомая сила вела руку с «вальтером» к виску.

Что еще удивило - на голове у каждого сеточка была. Я где-то прежде слышал, что франты их носили, чтобы прически прилизаннее казались, но ведь дома носили, вне службы, и шелковые. А здесь при мундире, и - медные. Глупо как-то.

Ну, эсэсманов могло быть и больше, чем семь, плюс обслуга - повара, садовники. Мы их тоже поискали, но опять никого не нашли.

К ночи приехала спецчасть, и нас вернули на прежнее место. На прощание сказали, что это-де был спецлагерь, для детей нацистских главарей. И, само собой, велели помалкивать, государственная тайна.

Насчет второго я не сомневался, а вот в первое не верю. Конечно, и обстановка, и одежда, и клумбы, и много еще чего. Там, кстати, даже зоопарк небольшой оказался - все это в сорок пятом году выглядело роскошью невиданной. Но ведь у нацистов пунктик был насчет чистоты расы, а там, среди детей, и азиаты были, желтые то есть, и даже три негритянских мальчика, полный интернационал. Так что не главарей это были дети...»

Сергей Сергеевич Брюхоненко

Писатель Александр Беляев часто находил сюжеты для фантастических романов в реальной жизни. Так, «Человек-амфибия» и «Голова профессора Доуэля» написаны под впечатлением работ С.С. Брюхоненко, гениального хирурга-экспериментатора, создателя аппарата «искусственное сердце». Не исключено, что и «Властелин мира» имел своего реального прототипа. В романе выведен ученый, получивший возможность подчинять своей воле других и стремившийся захватить мировое господство. Единственной защитой против злой воли гения было ношение специальной одежды, прошитой металлической сеткой, экранирующей от ментального излучения.

Достоверно известно, что в знаменитой фуражке Гитлера был серебряный каркас-сетка весом более килограмма.

Слухи о том, что в Германии созданы группы людей, практикующих методы парапсихологии, ментальной войны, воздействовавших на руководителей и военачальников стран антигитлеровской коалиции, циркулируют давно. Назывался институт «Аненербе», некий «Замок Небесного Огня» в Альпах, таинственная «Школа пророков», которую-де возглавлял Гануссен, чью смерть инсценировали в 1933 году, чтобы вывести из-под пристального внимания «Интеллидженс сервис» и НКВД.

Возможно, что сержант Масягутов и получил задание захватить эту школу, но опоздал: в преддверии неминуемого конца «Тысячелетнего Рейха» руководство проекта дало приказ о ликвидации детей с метапсихическими способностями. Похоже, что ликвидировать удалось не всех, и оставшиеся отомстили за погибших: сеточки на головах эсэсовцев оказались не столь уж надежной защитой.

Наличие отряда парапсихологов не смогло спасти Германию от краха. Почему? Возможно, в странах антигитлеровской коалиции были созданы свои «школы для одаренных детей».

И тогда логично допустить, что и Джоан Роулинг, описывая интернат волшебников, и Стивен Кинг, изображая кампус Разрушителей, прибегали не только к собственной фантазии, но и к архивам спецслужб...